И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Шесть-одиннадцать-восемь - будто код от замка,
будто к талии тянется чья-то рука,
что роднее и ближе - схватить и к лицу,
не пуская ни в темень, ни в гости к Творцу,
ни на кухню за чаем, ни к свету от ламп,
ни на улицу в будней цепляющих лап.
Только рядом со мной, только здесь и сейчас,
пусть сквозь нас города и года пролетят.
Пусть наврут все, что счастье прямое, как линия,
что в лесу, по легенде, цветет даже лилия,
что наш мир на слонах, на атлантах, на сваях,
что ночей темноту не встречают в трамваях,
что есть глаз, чтоб смотреть, что есть око, чтоб видеть,
что "любовь" - это чувство, что до "ненавидеть",
что и мы никогда не найдемся в планете
ни на этом, ни в том, нам загадочном Свете.
Пусть твердят, что живых ближе быть и не может,
что ты якобы миру все время всё должен.
Пусть все врут, пусть кривятся, живут пусть как куклы.
Но порой людей ближе становятся буквы...
Но порой, когда рядом ночь льет краски синие,
мне роднее всех слов - звуки твоего имени.
будто к талии тянется чья-то рука,
что роднее и ближе - схватить и к лицу,
не пуская ни в темень, ни в гости к Творцу,
ни на кухню за чаем, ни к свету от ламп,
ни на улицу в будней цепляющих лап.
Только рядом со мной, только здесь и сейчас,
пусть сквозь нас города и года пролетят.
Пусть наврут все, что счастье прямое, как линия,
что в лесу, по легенде, цветет даже лилия,
что наш мир на слонах, на атлантах, на сваях,
что ночей темноту не встречают в трамваях,
что есть глаз, чтоб смотреть, что есть око, чтоб видеть,
что "любовь" - это чувство, что до "ненавидеть",
что и мы никогда не найдемся в планете
ни на этом, ни в том, нам загадочном Свете.
Пусть твердят, что живых ближе быть и не может,
что ты якобы миру все время всё должен.
Пусть все врут, пусть кривятся, живут пусть как куклы.
Но порой людей ближе становятся буквы...
Но порой, когда рядом ночь льет краски синие,
мне роднее всех слов - звуки твоего имени.