И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Город холодных улиц, сердце моё из стали... Может быть, ты вернулся, чтобы меня оставить? Чтобы опять, как птицу с сломанными крылами, прижать посильней и скрыться за важными там делами? Работа: звонки и пресса, отчеты и секретарши. А мне уже нет тут места, а мне бы еще остаться... Закончен роман молчаньем. Герои - да Бог там, живы. И я наливаю чая, а холод течет по жилам. И принца спасли от боя, и царь оказался правым. Да только любви здесь море, а надо бы, чтобы мало. Чтоб, словно без обязательств, была спасена принцесса. А им тут "да что вы, хватит" и свадебную процессию. А принц поиграл и бросил. Да живы здесь все. Да, живы. Царю замостили проседь, сменили в машине шины, обменено царство разом на двушку в Москве и дачу, и мир поменялся сразу, и разум во мне в придачу.. Принцесса уже не курит, не пьет килограмм таблеток, лишь изредка так пошутит про то, что забудет летом. И чатится в сообщениях, и звонит совсем не нужным. Уже не следит за временем, слетаемым с веток дружно... И смотрит твои комменты, и балуется стихами, и помнит твои моменты, твоими кричит словами... А принцу уже не важно, а принцу уже не больно. И лишь самолет бумажный летит по пустому полю.. По полю давно забытом, оставленном на пропажу... А счастья в него с избытком заложено чьим-то стажем... И поле зовут то - сердцем, а тот самолет - надеждой. А принц открывает дверцы и стаскивает одежду, с кого-то, кого спасает, кто болен до смерти кем-то. Принцесса всё это знает и кутается от ветра... Мне кажется, эта сказка должна говорить о лучшем: о том, что любить так важно и важно влюбиться в душу... Но выдумки наши будут сердца разбивать на части. Пусть дети и в эти будни узнают, что слово "счастье" - мгновение, миг, ухмылка, один поцелуй и руки, которые от затылка снимают с тебя поруки, в себе берегут от стресса, сжимают тебя как птицу... А я остаюсь принцессой и ты остаешься принцем. И пусть это слово "счастье" не так нам легко дается... но с кем-то оно встречается, а с кем-то оно остается...
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Настроение какое-то грустное. Наверное, потому что нужно уезжать... а мы даже не поговорили на прощание... А вы не грустите, пусть ваш день будет улыбчивый, солнечный и удачный!
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Что для тебя я? Только комок несчастий, несколько встреч, звонков, смс-ок сотня.. Ты для меня - как исповедь, как причастие, как дом спасения в вечер немой, субботний.
Что я могу - лишь плакаться Богу в ухо о своих ссадинах, бреши заместо сердца.. Бог обнимает меня и дает мне духа, чтобы терпеть, молиться и солнцем греться..
В мире любви нет золотых монеток, гривен, рублей, тугриков или евро... Если любовь, то чистая, без пометок, в коей нет рамок, правил и другой меры.
Что для тебя я сделаю - неизвестно.. На ходу в канцелярии неба сценарий пишут.. Попрошу я у Бога тебе открывать все дверцы, чтобы счастье твоё у Бога в отдельной нише,
чтобы грусть не одела сердце в холодный камень, чтобы чувства до дрожи, слёзы всегда от счастья... А я Богу за нас двоих заплачу стихами, если он когда-нибудь заставит меня остаться...
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Джон работает в офисе, сеет бумаги ворох, улыбается секретаршам, пьет нестерпимый кофе. В безупречной помаде снова испачкан ворот.. Три бутылки мартини катаются в ночь по полу. Джон не любит грозу и дождь, города и скуку, не читает из принципа Гёте и Франца Кафку. В голове лишь одно: "Она изменила, с*ка. Говорила, что любит меня, а итог - бумажки". Три недели назад ушла, не сказав ни слова, молодая актриса старого Ройал-Корта. Так уходят не от мужчин, а от их работы, представляя себя товаром второго сорта... Шерри Дин ускользнула, словно в руке синица, и теперь улыбается милому Бруно Одли. Только Джону нет-нет, а всё-таки вдруг приснится, как она изменяет ему с бизнесменом модным. Не прощает любимых Джон. Никогда. Ни капли. Всё смелее и жёстче. Слово, как будто ножик... Джон становится тверже, как только такие кадры, как иголки, впиваются в каждый кусочек кожи. Джон удачлив, начальство любит его и деньги, те, которые Джон стрижет с неучёной массы. С его помощью прибыль растет и рейтинг так, что взрослые дяди боятся и улыбаются... Две машины, квартира в центре, коттедж у моря, и счета за границей - кажется, куда дальше? Только Джона опять, опять настигает горе - он встречает Шерри, красивую, но уставшую. Никогда не любил так Джон, никого из близких. Он отдал бы последнее, лишь бы она вернулась.. Но она изменила, тем более - по-английски, ускользнула от Джона даже не оглянувшись... Джон стоит, как скала, в глазах пелена и слёзы, в голове куча мыслей: деньги, работа, рейтинг. На губах застывают два непростых вопроса: Почему так со мной? И всё-таки время лечит? Ничего не проходит, только еще сильнее... Каждый вечер другая, но не она, не Шерри... У одной почему-то волосы чуть светлее, а другая висит, как камень, на его шее. Он сказал бы ей всё, о том, что опять тревоги, словно капли дождя, играют на долгих струнах... Если бы Шерри не шла по другой дороге, и ее б не встречал с цветами счастливый Бруно...
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Ночью на станции - ветер, ветер, в проводах телеграфных - гудение пчел... Я писала тебе, а ты не ответил. Ну и что же... Только бы ты прочел. Только б душа была обогрета, глаза усмехнулись бы из-под век, только б счастлив ты был, что где-то существует твой собственный человек. Спасибо, спасибо за то, что веришь. Очень тоскую я по тебе. ...Лампу задул ли? Запер ли двери? Не угорел бы в жаркой избе! ...Ночью на станции - ветер, ветер, на север, на север бредут столбы... Спасибо за то, что живешь на свете, хозяин моей судьбы!
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Вчера мы гуляли и решили сходить на открытую крышу. С нее город виден, как на ладони... Там с нами познакомились несколько молодых людей, один из которых назвал меня веселой, потому что "глаза радостные"... А сегодня подруга подвела черту между первым впечатлением и абсолютным знанием меня : "Олесь, не обижайся, но ты этот... Ну... как его? Из сказки... О, вспомнила - Пьеро."
и правда... Пьеро.
"... Это очень смешная комедия..." (А.Толстой «Буратино»).
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Вот оно долгожданное лето: птички поют в саду за окном, зелено кругом, вкусно пахнет пионами, и кажется,что все так и подталкивает писать стихи... Лето - пора отпусков, отдыха и сессии... Смотрю на своих родителей, у которых в скором времени начнутся выходные, и завидую белой завистью, потому что я, в огромном отличии от них, сижу и учу билеты к экзаменам. Даже мысль о том, что папа обещал мне поездку на море в следующем месяце, меня совсем не радует, потому что в этом я пропустила почти все: день ребенка, дни рождения друзей, своё устройство на работу, так как любезная женщина уходит в отпуск до июля, открытие пляжного сезона, а также оставила огромные пробелы в жизни дорогого человека. Бывает же.. Зато сегодня ночью был незабываемый ливень. Давно я так не радовалась грозе и грому. Я с удовольствием сидела у окна и смотрела, как небо заливало землю каплями, величаво гремело и пускало свои грозы-стрелы так, что в моей комнате было светло будто днем. Всё-таки погода умеет доставлять приятные минуты) А еще по ночам мне снится один и тот же человек - мой дорогой человек... Наверное, я безумно соскучилась по нему. Но не думать о нем не получается... Такое ощущение, что город словно пропитан им с головы до ног, от окраин до самого центра... Я кутаюсь в него, как в огромное одеяло, и чувствую тепло до дрожи любимого человека... А когда меня кто-то старается обидеть или задеть, я представляю, как он меня обнимает и гладит по волосам, и все остальное уходит на второй план... И да, жизнь стоит любить. Она дарит нам самые дорогие подарки))) Любите, верьте, не лгите и будьте!
Мне не близка идея ухода понарошку. Дело не в том, что я такая решительная, а в том, что такая трусливая. Если есть хоть капля надежды, что все можно исправить, я останусь. Я буду штопать – шилом и дратвой или бисерной иглой и собственными волосами, как раньше зашивали колготки. Я буду клеить чем придется – хоть двусторонним скотчем, хоть смолой, хоть «Моментом». Да я просто согласна складывать кусочки и держать их – часами, сутками, – а вдруг прирастут. Я буду соединять огнем, холодом и железом, до тех пор, пока надежды не останется. Потому что боюсь не использовать все шансы, боюсь этого, догоняющего через годы, сознания: я не сделала все, что могла. Понять однажды, что если бы в «тот» момент я заплакала, промолчала, закатила истерику, солгала, закрыла глаза – не важно что, – то все бы наладилось… Поэтому я лгу, плачу и закрываю глаза до последнего, пока мерцает возможность.