И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Ничего невозможного нет, ты же знаешь сам: можно взлететь выше крыши и вжиться в чужую память. Помню, в фильме хорошем кто-то давно сказал, что только дурак смотрит на устремившийся в небо палец.
Ты хозяин своей свободы, своей мольбы, можно придумать вселенную и прожить в ней вечно, Сделать холодным солнце и горячими льды, искренность заменить безрассудно на бессердечность.
Можно придумать мир без забот и ветер, имеющий оболочку морского песка и лазурной глади. Можно придумать зеленый закат и вечер, который тебя обнимает своими руками и нежно гладит,
Написать горы песен, стихов, сонет, можно даже взрастить подсолнух из неживого семени. Только помни - ничего невозможного нет, на невозможное просто надо чуть больше времени...
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Я могу представить розового слона, парящего над цветами в весёлом мае. Я могу представить (легко), как моя страна в страсти к порядку опередила Германию. Вообразить нетрудно, что было бы, если б Ной брал каждой твари к себе, например, по трое. А вот кого-то представить рядом со мной - нет, не могу. Кроме. читать дальше Я вижу, скажем, как началась война; все побросали дружно то, что казалось важным. Или как я живу одна – в эцихе, скажем. Маленьком и бумажном. Как я рисую на стенах – вот был ты мой, вот мы жили, как будто никогда ничего не кончится. А вот представить кого-то рядом с собой – нет. Спасибо. Не хочется.
Я могу совсем перестать говорить с людьми (если будет полезно для стихов или прозы). Я могу представить, как этот большой и красивый мир весь за единый миг взлетает на воздух. И себя представить, стриженую под ноль (голый затылок и беззащитная шея), Но никого не вижу рядом со мной, кроме как. Не хватает воображения.
Знаешь, как я хотела летать в небе, лежать на дне? – а жизнь при этом (ты знаешь) писала одной левой. Знаешь, как я просила у неба небесных его камней там, где другие – хлеба? Хочешь – рукой махни, всё сведи на ноль, выкинь в чулан дальний, засыпь дустом. Слово твоё, – и свято место рядом со мной будет отныне пусто.
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Мы научились смеяться, когда болит. Смотреть в глаза и искусно с прищуром лгать. Сердце не чувствует, сердце - оно магнит, на белой дверце, что велено открывать.
Мы научили писать о мечтах и славе, находить в миллионах солнце и даже мир. А ведь сердце не чувствует, сердце - оно же камень, что на шее у счастья повязан, как куча гирь.
Мы научились менять адреса и ссылки, молча внутри разрываться от встречи с прошлым. Сердце же шутка, картинка была в мурзилке- вспомните детство...Картинки там были хорошие.
Мы научились строить большие стены, высокомерию, к людям не привыкать... Но сердце по прежнему током бежит по вене, когда нам приходится счастие отпускать...
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Свечи горят и плавятся в теплый воск... (Все грехи отмолить бы разом) Из глаз печальных Бесконечная грусть опять проникает в мозг и несет за собой бурю с ненавистью и отчаянием.
День сегодня ни к месту - солнечно, свет внутри, улыбается небу маленький мальчик Кай. Не смотри в мои грустные, добрый мой, не смотри... Берега из тоски и из слез моих там река.
Он ведь так говорит, что кажется, будто дно ощущаешь не из песка, а сплошной рутиной. И глядишь на него и крутится лишь одно: "Господи, помилуй меня. Господи, ну, помилуй."
Чернобровый и статный - я ему по плечо, если б он забирал в свой плен, я б ушла спокойно. С ним уютно, бесстрашно, совестно, горячо, необдуманно - детски, ярко и очень больно.
Исчезают внезапно те, кто всего нужней... По ступенькам слышны уходящие в небыль дни и одна лишь молитва :"... и ото всех смертей сохрание его, Боже праведный, сохрани..."
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Он о ней говорит только в прошедшем времени, для него она не имеет ни взгляда, ни рода, ни племени.. Только ночью во сне он шепчет "Эмили, моя милая Эмили, ты прости меня"
Днем работа, такси, бумаги и секретарша, Он так долго хотел и стал ровно на век старше. Но в одном он остался так и не наверставши - без нее он не может уже и дня.
Говорит- вот она была, да и Бог с ней будет. Тот, кто рядом сейчас с ней, счастлив и не убудет это счастье нисколько. А я словно дятел Вуди - буду громко смеяться бедам своим в лицо.
Да, она как ребенок - глаза выдают - блистают. Она вроде не держит, но и не отпускает. И как стеклышко на ладони в толпе сверкает А внутри ее заливает любовь свинцом.
Это я неудачник, думал, что счастье вечно. Надирался вином, менял параллельно женщин. А она мне так верила, так было все беспечно. А потом узнала и молча ушла. Под дождь.
Опустела земля и море, весна и лето. Мир теперь не согрет яркого солнца светом, И волосы трепят не пальцы, а трепит ветром... А меня пробивает ночью истошно дрожь.
Он не любит о ней- и больно и все ж тоскливо, если кто-то начнет, то он искренне торопливо отмахнется рукой, будто что-то так защемило. и кажется - еще минута и ты умрешь.
По ночам ему снятся руки ее и плечи, верит в самое малое - время кого-то лечит... А когда в их уютном доме погаснут свечи: он прошепчет: "Прости, я не думал, что ты уйдешь..."
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Софиты погасли, шум полного зала стих, и занавес от сквозняка чуточку оживился. Запомни, пожалуйста, сказочный этот миг, вряд ли он снова когда-нибудь повторится.
Сцена устало лежит у твоих подошв - кажется в мире ничто так не совершенно. Ты, затаив дыхание, что-то, конечно, ждешь, и это что-то большее, чем Вселенная.
Что ты сейчас ощущаешь, совсем один среди партеров, пустынных рядов и ночи... Сколько прошло в театре беспечных зим? Сколько из точки выросло многоточий?
Сколько ролей, сценариев, песен здесь... Все в стенах здания. Он сохранит на веки. Этот театр ночью твой сердцем весь, он запомнит тебя не титрами - человеком.
Бывших на сцене не будет, ты знаешь сам, сонно ступая по лестнице - улыбнуться. Если на свете есть чудный Рай - он там, где ты меняешь всё, чтоб сюда вернуться.
И на прощание вновь посмотреть ( на бис ) на двери театра, столь часто тебя манящего. И познать неизбежное - имя твоё Артист - тот, кто живёт героем по - настоящему...
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Даже если реки вселенной войдут в одну, солнце померкнет, свет превратится в темень, даже когда последние близкие вдруг уйдут или настанет выбор между тобой и теми,
кто во сто крат лучше, спортивнее и быстрей, голубоглаз, блондинист, галантен, верен. Даже под пытками в сотню слепых дождей, я никогда не открою души им двери.
Даже если птицам небесным придется выть или охотиться зайцам на кабанов и соек. Я никогда не заставлю тебя забыть, что у тебя есть я, и теперь нас двое.
Даже если кажется - счастья нет, а дела, как назло, слетают на плечи градом. Я переверну этот чертов бедовый свет, чтоб напомнить, что я с тобой тут, я рядом.
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
нет. больше никаких привязываний к людям. Больно. до крика, до истерик, до помутнения разума... Это, знаете, как ждать того, чего больше не будет. Например, поезд, который минуту назад ушел, а ты толи не успел, толи часы вокзала спешили на эту самую одну минуту... Это по ночам говорить с тобой во сне, и к сожалению, только во сне. Это звонить тебе на мобильный, говорить, слушать тишину, а потом "абонент недоступен". Просыпаться и судорожно искать телефон, а во входящих: мамочка, бабуля и тысячи заводных подружек, при которых смеешься до колик в животе, дурачишься, а внутри Вавилон разваливается и рядом с ним - ты... Иногда я думаю, а что ты чувствуешь? Заходишь ли ты с такой же частотой на мою страницу в вк, как и я на твою. Порой мне кажется, будь она листком бумаги-я бы затискала ее до дыр... Что чувствуешь ты? Когда случаянно слышишь "мои" слова... Думаешь ли ты, как бы поступила я, что бы сказала... нет. тебе не интересно. а мне очень. наверное, поэтому мы не вместе.
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Давно закночилась война, но отзвуки ее, спокойно спать и видеть мир мешают постоянно. По улице, где мы идем, солдату виден бой, они мальчишками бегут отважно, смело, рьяно.
Утихли звуки бомб, Катюш, вновь рвущихся в отаку, и крики лейтенанта: "Ну, Дивизия, огонь!" У них медали на груди за веру, за отвагу, но по ночам нет-нет, а все ж приснится жуткий бой.
Вели к победе матеря, молящие иконы, дворовая шпана пришла на помощь - на завод. И нам до старости седой им отбивать поклоны за то, что мы живем, за то, что выйгран этот бой.
За небо, за детей своих, за солнце, за Россию. За первый тот полет вокруг нашей родной Земли. За то, что мы свободно дышим под небесной синью, за то, что наши прадеды для нас всё сберегли!
Один раз в год, совсем один, мы славим их, героев... Тех бабушек и дедушек, что были лишь детьми. Война заставила взрослеть, расставив детей в строи, и биться до последних сил, оставшись лишь людьми.
Давно закончилась война, но слава остается: цветы несут и бьют поклон всё новые юнцы. Но с каждым годом на одно поменьше сердце бьется, уходят молча, без побед, нашей земли бойцы.
Давно. Давно. Давно совсем шли на сраженье танки... Не говори, а лучше вспомни и сто грамм налей. Давайте помнить их сейчас, чем плакать на останки, и говорить "Спасибо" им за каждый светлый день!
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Я напишу тебе письмо о важном и не очень: о том, что счастье по утрам стучит ко мне в стекло. О том, что просыпаюсь я без девятнадцать восемь и обожаю крепкий чай и взгляды, что без слов.
Я напишу тебе о том, что город, как по плану, стоит весь в пробках и совсем не хочет уступать. Я отключаю телефон и набираю ванну, рифмую ночью, как в бреду, и буквы лью в тетрадь.
Я напишу тебе еще, что дом не греет вовсе и одеяла уж давно не отдают тепло... Ты приезжай! Ты приезжай, побудешь моим гостем! Тебя когда-то в этот город с ужасом влекло.
Я напишу тебе письмо. Заклею свой конвертик. Заполню графы нужных схем и отведу глаза. Мой адресат изчезнет утром, плавно, на рассвете. А через день мне почтальон вернет письмо назад...
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Пришла в шок от таких новостей. Людская глупость и жажда наживы удивляют все больше и больше... Этот человек вместо того, чтобы сделать ЖИЗНЬ Ветеранов лучше, решил "подарить" им бесплатную смерть. Вот так подарок за то, что он сейчас свободно дышит и, вообще, существует! Верх цинизма! Мне стыдно за таких людей
И все счастливые такие - прямо оляля. А у меня нет ни неба, ни моря, ни тебя.
Это не лечится средствами выживаний, трубкобросанием, нежностью, парой фраз. Просто он шепчет в трубку " я твій останній", и почему-то капает дождь из глаз.
Курсы лечения снова проходят даром, от нелюбина до дапошелтына. Он шепчет в трубку - ты сражена ударом, он твоя кара, он твоя вышина.
Солнце за крышу прячется, день нахмурен. Ночь одарит сиянием всех светил.. Он появился странный, подобный буре. Ты остаешься после лежать без сил...
Без медицины справиться невозможно, но и она бессильна уж сколько лет. А ты тем временем молишься осторожно, Чтоб в его доме ночью не гаснул свет...