[декабрь кареглазый]

Почему-то осенью меня одолевает такая светлая грусть, что хочется смотреть фильмы, много читать и пить горячий чай... По утрам не могу себя заставить вылезти из-под одеяла, выйти в жуткий холод на учебу и вообще впустить в свою жизнь людей, которые не относятся к категории родных. Город наполнен серостью с яркими пятнами оранжевого, жёлтого и зеленого цветов. Время подумать. Время расставить все по местам. Любой закуточек города, где мы так или иначе пересекались, напоминает о дорогом человеке. Я не могу находиться в университете, потому что память начинает меня бессовестно предавать: вот пролет, где три месяца назад он мне мило улыбался и шептал губами радостное "Привет", вот наши общие знакомые, а вот я слышу его фразы "Кажется, да", "Будто бы нет", а вот играет наша любимая "The Show Must Go On" - гимн моей жизни и полуживого состояния сейчас... сложно. Осень - время ставить точки и ходить в театры. Недавно я решила перевестись в другой ВУЗ, в другой город, подальше от нашего города. От себя не убежишь, но так хочется убежать от него, чтобы случайно нигде и никогда не столкнуться с ним, не чувствовать на себе его взгляд. Чтобы одна. Совсем. Глупо, конечно. Но лучше покинуть этот город, пока я его еще люблю, чем тогда, когда уже ненавижу... Но перед этим надо обязательно посетить хотя бы один спектакль!

И да, читаю Фаулза "Волхв", испытываю нереальные ощущения крутости, эмоциональности и жизни. Недавно перечитала раз 10 сорок вторую главу. Вот сильные отрывки из нее :

— И что это за выражение — «нежные чувства»? — Я молчал. — Господи, да ты не только любить боишься. У тебя и слово-то это произнести язык не поворачивается.
— Я не знаю, что оно означает.
Крутанулась на месте.
— Так я тебе объясню. Любить — это не только то, о чем я тебе тогда написала. Не только идти по улице и не оборачиваться. Любить — это когда делаешь вид, что отправляешься на службу, а сама несешься на вокзал. Чтобы преподнести тебе сюрприз, поцеловать, что угодно, — напоследок; и тут я увидела, как ты покупаешь журналы в дорогу. Меня бы в то утро ничто не смогло рассмешить. А ты смеялся. Как ни в чем не бывало болтал с киоскером и смеялся. Вот когда я поняла, что значит любить: видеть, как тот, без кого ты жить не можешь, с прибаутками от тебя уматывает.
— Почему ж ты не…
— Знаешь, что я сделала? Потащилась прочь. И весь растреклятый день лежала калачиком в нашей постели. Но не из любви к тебе. От злости и стыда, что люблю такого.
— Если б я знал!
Отвернулась.
— «Если б я знал». Господи Иисусе! — Воздух в комнате был наэлектризован яростью. — И еще. Вот ты говоришь, любовь и секс — одно и то же. Так вот что я тебе скажу. Кабы я только об этом заботилась, бросила бы тебя после первой же ночи.

....

— Клянусь… — Но тут она метнулась в сторону, и я замолчал. Принялась мерить комнату шагами. Я нашел еще аргумент. — То, что я не собираюсь на тебе — и вообще ни на ком — жениться, не значит, что я тебя не люблю.
— Вот я как раз вспомнила. Ту девочку. Ты думал, я не замечу. Та девочка с чирьем. Как ты взбесился! Алисон демонстрирует, как она любит детей. Проявляет инстинкт материнства. Так вот, чтоб ты знал. Это и был инстинкт материнства. На секундочку, когда она улыбнулась, я представила себе. Представила, что у меня твой ребенок, и я обнимаю его, и все мы вместе. Жуть, да? У меня тяжелый случай этой грязной, отвратной, вонючей штуки под названием любовь… Господи, да сифилис по сравнению с ней — цветочки… И ведь я еще по испорченности, по неотесанности, по дебильности своей набралась хамства приставать к тебе со…
— Алисон.
Судорожный вздох; комок в горле.

...

Она закурила. Я подошел к окну, а она продолжала говорить от двери, через весь номер, мне в спину:
— Осенью, ну, прошлой… я и подумать боялась тогда. И подумать боялась, что любовь к тебе в разлуке ослабнет. Она разгоралась все ярче и ярче. Черт знает почему, ты был мне ближе, чем кто бы то ни было прежде. Черт знает почему. Хоть ты и пижонский англик. Хоть и помешан на высшем обществе. Я так и не смирилась с твоим отъездом. Ни Пит, ни еще один мне не помогли. Всю дорогу — идиотская, девчачья мечта: вот ты мне напишешь… Я в лепешку разбилась, но устроила себе трехдневный перерыв. А в эти дни из кожи лезла. Даже когда поняла, — господи, как хорошо поняла! — что тебе со мной просто скучно.